В СМИ широко обсуждается информация о возобновлении подготовки визита в Москву верховного лидера КНДР Ким Чен Ына. Одновременно информационная сфера отдает дань внимания ожидаемому в марте «ответному» межкорейскому саммиту Севера и Юга, в ходе которого главы двух стран встретятся в Сеуле. В дни вьетнамской встречи Кима с президентом США Дональдом Трампом Пекин посетил заместитель главы МИД КНДР Ли Гиль Сон, который затем отправился в Далянь, где в мае прошлого года уже проходила встреча северокорейского лидера с китайским партийно-государственным руководителем Си Цзиньпином. Из этого делается вывод о том, что не за горами новая встреча первых лиц КНР и КНДР, причем, не исключается, что на этот раз она пройдет не в Китае, а в Пхеньяне, куда Ким Чен Ын в прошлом году лично пригласил Си Цзиньпина.

Что здесь важно?

Первое. Очень возможно, что руководители Китая и Северной Кореи встретятся в преддверие саммита двух сторон Корейского полуострова; так всякий раз случалось перед встречами Кима с Д. Трампом и южнокорейским президентом Мун Чжэ Ином. Исключение случилось одно: в преддверие саммита КНДР — США в Ханое бронепоезд северокорейского лидера пересек весь Китай «туда и обратно», но нигде не остановился и в Пекин не заехал. Вот эта особенность преддверия ханойских переговоров была рядом экспертов расценена как их «программирование» на провал — обсуждать было нечего не только после, но и до.

Однако по завершении переговоров Кима и Трампа, их неудачные итоги оперативно прокомментировали в канцелярии Мун Чжэ Ина, и из соответствующего заявления вытекало, что Сеул постарается помочь продолжению диалога Вашингтона с Пхеньяном и надеется на его итоговый успех. Первым шагом в этом направлении и может стать встреча Кима и Муна. И координация с Китаем здесь важна не только Северу, но и Югу, который ведет в этой «партии» свою, а отнюдь не американскую многоходовку, которую, конечно, маскирует под поддержку интересов США, но этим не ограничивается. В частности Южную Корею очень интересует японское направление. И совместное с американцами объявление об отказе от двух ежегодных учений, о чем говорилось уже давно, и что сильно нервирует Токио, вряд ли случайно появилось всего за полтора месяца до назначенной на конец апреля «ротации» японских императоров. Уходящего на покой 85-летнего Акихито должен сменить его 59-летний сын Нарухито.

И показательно на этом фоне, что именно сейчас определенные круги в Японии, мучительно осмысливающие недавнее «курильское» фиаско, просовывают «черного кота» между Москвой и Пекином, спекулируя на теме «аннексии» Китаем российского Дальнего Востока вместе с Курилами и мечтая о переговорах тогда на эту тему с КНР. Ну, что ж мечтать, как говорится, не вредно, хотя очень может быть, что эти спекуляции продиктованы страхом за собственное геополитическое одиночество в условиях снижения активности в регионе США; других партнеров без кавычек, в смысле не «заклятых», у Токио в АТР практически нет. Кто ж им в этом виноват!

И вот с учетом этих раскладов, перипетий и динамики мы и подходим ко второму пункту нашего анализа — возможному визиту Ким Чен Ына в Москву. Прежде всего, следует напомнить три нюанса, которые следует иметь в виду, комментируя эту перспективу. Во-первых, Ким Чен Ын в российскую столицу собирался уже дважды — в 2015 году на 70-летие Великой Победы и в октябре прошлого, 2018 года, когда обсуждался его приезд после подведения итогов промежуточных выборов в США. Но Ким не приехал. Из этих примеров, особенно из последнего, вытекает, что корейское урегулирование конечно важно, но это, как и экономические связи, не станет единственной темой обсуждения на переговорах Владимира Путина и Ким Чен Ына в случае, если долгожданный визит, наконец, все-таки состоится. Отсюда второй нюанс: северокорейско-американский диалог, который в видимом спектре сопровождался превентивными и напряженными китайско-северокорейскими консультациями, Россию затронул лишь по касательной. И эта тема ограничилась получасовой аудиенцией у Кима в Пхеньяне главы российского МИД Сергея Лаврова. (Повторим здесь, что речь идет сугубо о видимом срезе международных контактов). Поэтому третий нюанс: российское направление во внешней политике КНДР выходит (если выходит) на передний план только с промежуточным финишем переговоров с Вашингтоном. Это означает, разумеется, не то, что оно «не важно», как попытаются преподнести скептики. А то, что его важность должна будет проявить себя только и именно тогда, когда от нарисованных в своем воображении иллюзий в отношении «податливости» Пхеньяна избавятся в Вашингтоне. Избавились? Прекрасно! Теперь по крайней мере не имеют значения спекуляции американских СМИ вокруг возможных военных аспектов российско-северокорейского взаимодействия, в то время, как до ханойского провала, они могли здорово навредить переговорным позициям КНДР, выставив ее в невыгодном международном свете.

Но что еще обращает внимание в рамках потенциальной повестки, так это резкая интенсификация на этом фоне усилий Пекина на белорусском направлении. В китайской внешней политике они если и не сравнимы с теми, что предпринимаются в рамках российского вектора, то значительно превосходят остальные, даже наиболее, казалось бы, органичные, например, среднеазиатское. Ведь стодвадцатитысячного технопарка, аналогичному «Великому камню», который строится рядом с минским аэропортом, с китайским участием более на постсоветском пространстве нет нигде. Так вот все пересекается и сплетается в мире большой политики. Конечно, гипотеза о том, что параллельно морскому и сухопутному маршрутам Экономического пояса «Великого шелкового пути», формируется и северная «политическая ось» Пхеньян — Москва — Минск, может и является некоторым «забеганием вперед». Но она как минимум имеет право на жизнь. А как максимум, если станет реальностью, послужит предвестником больших и знаменательных перемен не только в «Большой Евразии», но и в самой России, что связывается с реанимацией интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Но это уже несколько другая история, к которой логично будет вернуться в том случае, если визит Ким Чен Ына в Москву не только состоится, но и приведет к позитивным результатам, прямым или косвенным.

И это тот самый случай, когда мнение Вашингтона, как бы он ни пытался «активизировать» свою «агентуру влияния» в Москве, особого значения иметь не будет.