Борьба со злоупотреблениями и «смена режима» – это не только разные, это взаимоисключающие задачи. И если вы действительно хотите права, законности, Конституции – вам стоит немедленно порвать с революционерами. 

Недавно опубликованный в «Республике» программный текст Леонида Гозмана интересен тем, что помогает понять многое в протестном движении. В частности, еще раз убедиться, что оно является именно революционным, а не оппозиционным.

Возможно, нам скажут, что это частное мнение автора, и не все люди, поддерживающие протестные митинги, захотят подписаться под этим текстом прямо сейчас. Но, читая «Фейсбук», нельзя не заметить, что автор уловил ключевые для всего движения моменты – которые со временем могут только усиливаться.

Общаясь с участниками митингов, бывает сложно понять, чего они, собственно, хотят – и как они хотят этого добиться. Можно заметить единство на уровне эмоций – бурного, пафосного негодования – но когда пытаешься понять их цели и устремления, натыкаешься на мешанину взаимно исключающих лозунгов.

То вам говорят, что добиваются соблюдения законов; то заявляют, что законы – например, касающиеся проведения массовых манифестаций – можно и нужно нарушать, потому что они приняты режимом в его интересах. То вы слышите, что они требуют соблюдения Конституции – то, что «режим надо валить», каковое действие едва ли этой самой Конституцией предусмотрено. То они решительно отвергают подозрения в подготовке революции – то объявляют, что режим, несомненно, доведет их до «силового ответа» и «акций прямого действия».

Отчасти это понятно – любое революционное движение вовлекает в себя массу попутчиков – людей, которые не стали бы его поддерживать, если бы вполне осознавали его цели. В такой ситуации легко наблюдать явление, которое можно было бы назвать «иллюзией попутчика» – когда каждый человек, примкнувший к движению, полагает, что оно воплощает его переживания, цели и интересы, а те черты, которые явно не соответствуют его идеалам, случайны и потом как-нибудь сами собой рассосутся.

Мы уже наблюдали это на Майдане – хипстеры, желающие кружевных трусиков и в ЕС, выступали в одной компании с неонацистами, русскоязычные либералы, полагающие любые возможные притеснения русского языка «киселевской пропагандой» – вместе с деятелями, которые с самого начала не скрывали, что намерены весьма жестко заняться его искоренением.

При этом по мере того, как «иллюзия попутчика» неизбежно разрушалась, лишь относительно небольшая часть попутчиков покидала движение – остальные просто изменяли свои взгляды, так, чтобы они соответствовали общему направлению.

Мы наблюдали интересный эффект постепенного втягивания в воронку революции и повышения общего градуса радикализма – люди, которые первоначально с негодованием отвергали предположение, что они могут иметь что-то общее с бандеровцами, потом, оказавшись с ними буквально в одной палатке, пафосно спрашивали: «Ну и где вы тут видите бандеровцев?», потом смирялись с тем, что бандеровцы среди них есть – и говорили, что они, в общем-то, не такие плохие ребята, как их малюет все та же «киселевская пропаганда», и наконец, заявляли, что они и сами бандеровцы и гордятся этим.

Движение, вовлекающее самых разных людей, в итоге склонно выстраиваться под наиболее крайние элементы в его составе. В условиях, когда основным эмоциональным топливом всего процесса является пафосное негодование, гнев и ненависть к врагу, это психологически неизбежно.

Радикализм перекрашивает как движение в целом, так и отдельно взятые головы, и если человек сегодня еще путается в том, чего он хочет – соблюдения Конституции или свержения режима, то завтра, или даже в следующем комментарии в «Фейсбуке», он будет говорить именно о свержении.

И вот текст Гозмана – опубликованный на оппозиционном ресурсе и вовсе не вызывающий негодования у протестной тусовки – говорит именно о свержении. Начиная с авторского названия: «На обломках самовластья – что будем строить на руинах режима?».

Если вы думаете, что протестное сообщество хочет только исправления конкретных злоупотреблений и соблюдения Конституции, вам стоит обратить внимание, что обломки самовластья, а также руины режима образуются вовсе не в результате соблюдения законности и преодоления нарушений. Такие улучшения только укрепят режим.

«Руины режима» могут возникнуть только в двух возможных ситуациях. Либо в случае сокрушительного военного поражения, когда вся полнота власти переходит к оккупационной администрации, а уцелевшее население выпрашивает тушенку у иностранных танкистов. Либо в результате революции – когда с тушенкой тоже возникают трудности. Либо в результате какой-то комбинации того и другого. Само слово «руины», если речь не идет о тысячелетней давности памятниках, означает результат каких-то насильственных и разрушительных действий.

Причем дальнейший текст не оставляет никаких сомнений в том, что имеется в виду: «Лишь при выполнении негативной программы – смене режима – имеют шанс заработать те механизмы, которые позволят добиваться уже позитивных целей. Поэтому, как это уже бывало в мировой истории, лозунг «Долой!» является обоснованным и конструктивным. И неизбежным, поскольку власть ведет себя таким образом, что эволюционный путь нашего развития представляется все менее вероятным».

При этом автор не высказывает какие-то чрезмерно резкие или крамольные для своей среды мысли – это то, чем полны протестные аккаунты. Режим настолько ужасен, что его невозможно как-то исправить – его можно только «сменить». Вообще-то смена режима – как для нас любезно уточняют, ничуть не эволюционным путем – и называется революцией. А люди, поддерживающие такую смену, называются революционерами. И если вы хотите поддержать революционное движение, вам стоит отдавать себе отчет, что оно выступает отнюдь не за укрепление законности и преодоление злоупотреблений. И любые разговоры о законности – или злоупотреблениях – являются только инструментом для достижения основной цели. Смены режима.

 

Стоит обратить внимание и на еще один момент, который автор считает нужным затронуть в своем тексте: «обретение независимости отдельными регионами РФ – вещь вполне возможная и не обязательно ужасная... Россия должна быть асимметричной федерацией, принципиально готовой к выходу отдельных регионов из ее состава».

 

Что же, позиция, согласно которой жители того или иного региона могут принять решение отложиться от государства, в которое он входит, «пусть люди сами решают», вполне возможна – хотя ее можно оспаривать. Но сейчас речь вообще не о ней. Наши либералы (включая автора текста) ее вовсе не придерживаются. Регионы могут отлагаться только от России – и присоединяться, если захотят, к другим странам. Мысль о том, что жители каких-то регионов, имеют право, напротив, отложиться от соседних стран и присоединиться к России, является для либералов страшной анафемой.

В этом нет ничего неожиданного – любые принципы существуют для либералов только до тех пор, пока их можно использовать против России. Если они, напротив, могут в каком-то отношении сыграть на Россию, они немедленно утрачивают всякую действенность.

Итак, вполне ясно заявляемая цель протестного движения – это «смена режима», с последующим «обретением независимости отдельными регионами РФ». Конечно, некоторые участники движения возмущенно заявят, что хотят вовсе не этого – а хотят соблюдения законов и прекращения злоупотреблений. Что же, это очень хорошо, если вы хотите именно этого.

Но тогда необходимо понять, что борьба со злоупотреблениями и «смена режима» – это не только разные, это взаимоисключающие задачи. И если вы действительно хотите права, законности, Конституции – вам стоит немедленно порвать с революционерами.

Не ходить на их собрания. Не говорить их лозунгами. Отдавать себе отчет, что любые сообщения о злоупотреблениях в революционных медиа имеют целью именно «смену режима», а не борьбу со злоупотреблениями, как таковыми. В конце концов, ясно обозначить свою позицию – нет, я не с ними. При всех разногласиях с властями и при всем возможном недовольстве, я не с теми, кто хочет разрушить наше государство, чтобы на его руинах воплощать свои очередные проекты «светлого будущего». Хватит с нас революций и революционеров.

Фото: Сергей Бобылев/ТАСС