Российский консерватизм отличается от западного отказом от либеральной идеологии.

Любимым интеллектуальным развлечением наших политологов и экспертов-обществоведов является размышление о том, что же за общественно-политический строй создан в России, и в какую сторону он развивается. По этому вопросу существуют два полюса. На одном из них требуют соединения с Западом в области базовых ценностей и институтов, на другом — констатации своей самобытности и признания вредным копировать чужие социальные теории без привязки к местности.

Любая социальная теория — вещь не отвлечённая, не искусство ради искусства, а сугубо прикладная и практическая. Социальная теория должна служить улучшению общего благосостояния и повышению уровня жизни людей. Без этого даже самые распрекрасные общественные теории выбрасываются на помойку истории, что подтверждает судьба первой версии социалистического проекта в России и мире.

Не будучи в состоянии обеспечить удовлетворение растущих материальных потребностей общества, сопоставимое с уровнем потребления в развитых капиталистических странах, социализм породил огромную армию своих могильщиков, и главный их центр находился как раз среди политического ядра мировой социалистической системы — в верхушке коммунистических партий и номенклатурно-хозяйственной элиты, казалось бы, самых главных выгодополучателей.

Но они были главными зачинщиками уничтожения социализма не потому, что им не хватало благополучия (им-то как раз его хватало), а потому, что в их распоряжении было мало финансово-технологических ресурсов сохранения господства.

Они проигрывали конкурентную борьбу с буржуазными политическими элитами Запада, и, считая такое положение недопустимым, пошли на слом социализма как системы. Они захотели заменить его капитализмом, который, по их мнению, давал больше возможностей удержания господства и получения властного ресурса. Другими словами, социализм не позволял партийной и другой правящей верхушке обогащаться с капиталистическим размахом в отрыве от уровня благосостояния простых людей.

Общемировая тенденция состоит в том, что есть две силы, влияющие на прогресс (факт прогресса надо признать, так как процесс изменений абсолютно нагляден, и даже если это изменения в сторону духовной деградации, то так выражается оборотная сторона прогресса технологического). Эти две силы имеют черты мобилизационного и стабилизирующего характера.

Первые толкают прогресс вперёд, другие адаптируют его к сложившимся ранее отношениям и придерживают до корректировки его основных постулатов. Так возникли два полюса — прогрессисты в лице либералов и традиционалисты в лице консерваторов. В каждом из этих сегментов возникли умеренные и радикальные фракции, но именно два этих течения определяют развитие цивилизации последние три столетия.

Западный консерватизм сложился в 18-м веке и являлся попыткой дворянства и феодалов сохранить своё господствующее экономическое положение в борьбе с нарождающейся буржуазией, использовавшей либеральные теории для своего продвижения.

Когда буржуазия победила, и капитализм сменил феодализм, произошло слияние консерватизма и либерализма, создав единый фронт обеспечения защиты интересов крупной буржуазии и транснациональных корпораций.

Консерватизм взял на вооружение главные постулаты либерализма и стал отличаться от него лишь некоторыми техническими нюансами. Это подтверждено союзом неоконов и демократов в США против Трампа, классического консерватора.

Консервативные партии смогли лучше защитить интересы глобальных монополий и транснациональных корпораций, чем это делали либералы. Их пропаганда называет это разными маскирующими эвфемизмами типа «смогли эффективнее адаптироваться к современному уровню развития западных обществ».

Дескать, общество само из себя развивается, без воздействия на него внешних принуждающих сил, а вот буржуазные партии только адаптируются к этому. И вот консерваторы смогли сделать это лучше, чем либералы и социалисты.

Своя большая ложь есть не только у либерализма, как писал К. Победоносцев, но и у консерватизма. Для полноты картины нужно сказать, что и социализм (и его радикальная версия — коммунизм) не свободен от своей большой лжи, что означает, что все социальные теории не совпадают с реальностью своего применения.

И для этого есть абсолютно объективные и рациональные причины. Однако сейчас нас интересует именно консерватизм, так как в мире происходит его реинкарнация и наблюдается некоторая тенденция к консервативному реваншу.

Первая разновидность консерватизма — традиционализм — требует сохранения социальных устоев и культурных традиций, присущих как феодализму, так и рыночному капитализму.

Эволюция такой разновидности консерватизма шла в сторону слияния с либертарианством, требовавшим борьбы с приматом государства (радикальный антиэтатизм), неограниченной индивидуальной свободы, примата интересов индивида над интересами коллектива, недопустимостью вмешательства государства в экономику и рассматривавшего регулирующую и социальную функцию государства как вариант социализма.

Консерватизм трансформировался в неоконсерватизм, ставший очень близким к либерализму. Известно три версии неоконсерватизма:

1. Либерально-консервативная англо-американская, где в единой правой партии завершилось слияние консерватизма с либерализмом.

2. Западногерманская христианско-демократическая, признающая, в отличие от англосаксонской версии, некоторое вмешательство государства в поведение людей.

3. Авторитарный консервативный национализм, требующий сильного государства для защиты консервативных ценностей.

Националистами признаётся право государства на вмешательство в экономику, а личность и рынок считаются носителями стремления к анархии. Эта версия консерватизма опирается на популизм и во главу угла ставит вопросы «крови и почвы» — главенствующее значение национальной традиции, национального единства и национальной гордости.

Англо-американская версия очень влияет на германскую, и они в настоящее время сближаются. Националистическая версия считается маргинальной и практикуется в недоразвитых государствах типа Украины и отчасти Польши. Европа в первой половине ХХ века прошла через эту стадию, и теперь консервативный национализм считается уделом люмпенов, не доросших до понимания ценности благ демократии.

Все три типа консерватизма содержат ряд общих постулатов:

1. Универсальный моральный порядок существует и опирается на религию. 2. Природа человека неразумна и греховна. 3. Неравенство людей — вещь естественная и вытекает из разного уровня физического и умственного развития. 4. Попытки установить социальное равенство с помощью закона бесперспективны (рост госрасходов на 5% влечёт падение ВВП на 1% и в дальнейшем снижает всеобщее благосостояние). 5. Частная собственность — основа личной свободы и социального порядка. 6. Прогресс ненадёжен и должен опираться на традицию. 7. Разум ограничен, и потому важны традиции, институты, символы, ритуалы и даже предрассудки. 8. Разделение властей способствует предотвращению тирании.

В российском консерватизме не произошло подобной дифференциации, и потому он органично носит в себе в нераздельном виде все три версии. Передел собственности завершён, правящий класс сложился, и потому он естественно нуждается в охранительных теориях.

Так возник российский просвещённый консерватизм, воплощённый в самых разных лицах от Дугина и Проханова до Грызлова и Матвиенко. Владимир Путин занимает правоцентристскую позицию, что помогает ему совмещать элементы либерализма с элементами правого консерватизма. С национально-консервативными символами Владимир Путин чрезвычайно осторожен. Так же он осторожен и символами социал-демократии.

Задача России в представлении право-консервативной части её правящей элиты (так называемые «силовики») состоит в сохранении институтов государства, собственности, религии, семьи, традиции, исторической преемственности. Отсюда органично вытекает требование суверенитета, понимаемого как духовное пространство, свободное от воздействия космополитических сил и идей. Стабильность и порядок — основа для развития, потому что это позволяет очищаться от вредных элементов постепенно, без риска разрушения социальной системы и государственности.

Исторически российский консерватизм сохранил Россию от распада, в который она оказалась ввергнутой сначала социалистами, а потом либералами. Под защитой консерватизма в России правящая элита медленно очищается от компрадорства и коррупции, где все эти пороки густо сконцентрированы в либеральном сегменте, преодолеваются ультралиберальные инструменты организации макроэкономики, создаётся социальная база для общенационального консенсуса.

Наравне с неудачами в экономике, проходящей через период структурных реформ, возникают кластеры развития, наподобие Дальнего Востока, где начались процессы возникновения новых производств и перетока квалифицированных кадров из других регионов России. Там создано 1500 новых предприятий, 27 000 новых рабочих мест, за 5 лет появится ещё 137 000. Вокруг этих данных нет шума, негативный пиар намного сильнее позитивного, но тем не менее это факт. То, что поломал либерализм, удаётся как-то исправить консервативными методами.

Однако консерватизм в России никак не оформлен ни идейно, ни организационно. Это говорит о том, что сегмент крупной национальной буржуазии, формирующей запрос на такую теорию и практику, сам пока находится в стадии формирования и вычленения из общелиберальной элитной массы. И по мере его созревания в России будут создаваться консервативные партии с идеологией и социальной базой.

Российский консерватизм прошёл трудный путь, но самые трудные 27 лет у него позади. Сейчас он не столько сливается с либерализмом, сколько дистанцируется от него. И в этом состоит главная особенность российского консерватизма и его отличие от консерватизма на Западе.

Задачи индустриального технологического рывка, то есть прогресса, в России призваны решать не либералы, как везде, а консерваторы. Это их миссия и исторический парадокс, но так как Россию, как известно, умом не понять, то нужно признать, что прогресс в России происходит не так, как на Западе, и содержанием его в России является не то, что на Западе принято считать прогрессом.

Россия именно так всегда решала задачи своего развития, и ничего менять в этом порядке вещей нельзя. Западный путь к успеху в России всегда означал катастрофу.

В России парадокс настолько стал неотъемлемой частью национального духа, что даже её главный революционер сформулировал главный лозунг консерваторов, сказав: «Мы пойдём другим путём». Именно на этом, другом пути российский консерватизм сейчас решает задачи, успешно не решённые российскими революционерами и либералами. Но такова уж наша особенность, и что-то менять в этом порядке вещей нам не дано.